Когда умерла наша соседка, бабушка Марфуша, мама с сожалением сказала: «Светлой души и несчастной судьбы была эта женщина!». Мы, еще совсем несмышленые мальчишки и девчонки, собравшись на посиделки в нашей избе, заканючили - расскажи да расскажи. Мама отнекивалась, мол, еще малы про взрослую жизнь побаски слушать, но и сама не заметила, как повернула на тропу воспоминаний…
Жила-была в соседней деревеньке красавица и рукодельница, песельница и плясунья Марфуша. Семья ее была бедная, а потому родители никак не ожидали, что засватают их дочку за сына-вдовца самые богатые и тароватые Кузьмичевы из ближнего селения. Поговаривали люди, что Афанасьев буйный норов свел в могилу его молодую супружницу, и опасались за судьбу юной девушки.
Для Марфуши сватовство проходило как во сне,- тягучем и смутном. Стоило ей только взглянуть на Афанасия, своего будущего мужа, как ее начинала пробирать непонятная дрожь, словно изморозью одевал ее лютый страх.
Суженый Марфуши был коренаст, широк в плечах, с маленьким, по-женски тонко выписанным личиком, на котором хищно торчал крючковатый нос. Серые, со стальным блеском глаза смотрели из глубоких глазниц. Да и не смотрели они, не созерцали, не любовались красотой будущей жены, а буравили, пронзали, словно две стрелы.
Когда их поставили под образа, чтобы услышать обоюдное согласие, которое, впрочем, произносилось порой чисто условно, все увидели, что жених намного ниже невесты. Ну, прямо за пояс такого мужичка можно заткнуть! Младший Марфушин братишка Митяйка не удержался и влепил своему будущему родственнику кличку - «Фиртюк». С той памятной венчальной минуты прикипела она к нему на всю оставшуюся жизнь, и может быть, даже сыграла роковую роль в жизни Кузьмичевых.
Свадьбу устроили на Рождество, на широкую ногу. Гуляли обе деревни. Когда большинство гостей перепилось, а молодой супруг в хмельном угаре начал обхаживать бойкую и разбитную солдатку Варьку, его нареченная незаметно скользнула во двор. У повети стояла нераспряженная лошадь, аппетитно похрумкивая сеном. В чем была – в атласном подвенечном платье, башмачках и кисейной фате – молодая бросилась к саням. Вожжи будто бы сами оказались в ее руках. Наездницей она была отменной, и через несколько минут повозка скрылась в снежной сумятице.
Афанасий первым обнаружил пропажу. Вид его был страшен, однако, никто не остановил разъяренного мужа. Повозку он нагнал в нескольких метрах от родного дома Марфуши. Взвыв дико, он одним рывком сбросил с беглянки фату, намотал на свою короткопалую ладонь тугую, длинную до пояса косу и жестким рывком притянул ее к оглобле. Привязал крепко, но для надежности раза два дернул, убедившись, что Марфуша в надежном капкане. Хлестанул лошадь кнутом так, что та с места взяла стремительный разбег, словно за ней гналась стая волков.
Бег был такой немыслимый по скорости, что в начале Марфуше казалось - она летит по воздуху, но как раз воздуха ей и не хватало. Вцепившись в гриву коняге, девушка старалась приладиться к бегу, почти повиснув на оглобле.
«Убеж-ж-жать?! От меня, твоего законного мужа?? Да ты ли в уме, дура лупоглазая!» - остервенело вопил Афанасий, настегивая по очереди то загнанную конягу, то обессиленную в конец беглянку. Марфуша не помнила, как в одной связке с Рыжухой добежала до двора Кузьмичевых, как отвязывал ее Афонька, как в полуобморочном состоянии тащил ее в баню и там, рыча и матерясь, изнасиловал и бросил на холодном полу до утра.
Очнулась она от несмелых прикосновений свекрови, которая пыталась смыть кровь с ее тела, расчесать спутанные в колтун волосы. Открыв опухшие от побоев и слез синие очи, Марфуша тихо сказала: «Не мучайтесь, маманя, а лучше принесите мне овечьи ножницы». Так лишилась она не только косы, но и, словно бы в одночасье, утратила свою былую живость, искристость, доверчивость. Но от этого красота ее не убавилась, а только подернулась неизбывной печалью и грустью.
Через положенный после свадьбы срок родила она Афанасию наследника, но он в младенчестве умер. А потом детки посыпались как горох. Никто из них ни лицом, ни характером не походил на нежную и работящую Марфушу. К сорока годам Бог послал ей «поскребыша», любимого Матвейку. В Отечественную Матвей ушел добровольцем на фронт и где-то под Москвой его убили. Афанасий, постаревший, усохший, долго стучался в амбар, где голосила по сыну Марфуша, что-то извиняющее бормотал, но жена так и не допустила его до своего материнского горя.
Как они прожили свою жизнь? Наверное, не хуже других, но помнится, в гости они всегда ходили порознь. Бабушка Марфа до старости оставалась статной, красивой, с печальным блеском синих глаз. Ну а Фиртюк - маленький, сухонький, злой, как черт, то и дело мирил своих буйных женатых сыновей, улаживал скандалы в семьях дочерей. Дети никак не желали жить в мире и согласии ни друг с другом, ни со своим батюшкой, ибо женил и выдавал замуж своих чад Афанасий всегда один, без совета Марфуши. Да и она не рвалась вершить судьбу своих детей. Что-то в ней с той зимней роковой ночи надломилось бесповоротно, оборвалось, навсегда угасло.
«Дед-то Афонька на похоронах от гроба ни на минуту не отходил. Уронил свою седую голову на грудь Марфуши и плакал, все прощения просил, убивался сильно. Только опоздал с прощением-то. На целую жизнь опоздал». - заключила свой рассказ мама.
Антонида Бердникова
Свежие комментарии