Съездил ...

Дядя Сережа и его женщины.

Муж Анны Анатольевны взбунтовался. Это раньше, 30 лет назад, дядя Сережа покорно сносил ее запреты вроде "Не смей встречаться со своей первой семьей", а теперь осмелел настолько, что самостоятельно нашел в интернете свою дочь и засобирался к ней в гости, в Германию. У Анны Анатольевны от такой наглости случился нервный срыв.

Сначала она по привычке орала: "Нет! Не бывать этому!", а потом, давясь валидолом, рыдала: "Бросаешь меня! Уходишь!" Младшая дочь тоже отца не поняла. "Что это с ним? — спрашивала она почему-то меня.— Он эту девочку и видел-то от силы два раза, когда развод оформлял, родилась она уже без него. А теперь вдруг она стала ему интересна? Так вообще бывает?" 

Не знаю. Может, у мужчин к 60 годам просыпается чувство вины перед оставленными детьми? А может, дядю Сережу так достала Анна Анатольевна, которая в принципе достает всех, даже тех, кто с ней в одном лифте оказывается? Как бы там ни было, но рванул он в Германию, не побоявшись ни криков АА: "Я к гадалке ходила, она сказала, что ты эту поездку не переживешь", ни предстоящего серьезного разговора с обиженными им когда-то людьми. 

Но в Германии, кстати, претензий ему так никто и не предъявил. Первая жена и дочь встретили его с европейской приветливостью и христианским всепрощением. Они много разговаривали, плакали, смеялись, гуляли по небольшому зеленому городу, кормили уток в парке, раскланивались с соседями, ездили на выходные в Италию. Впервые никто на дядю Сережу не орал, не давил, не устраивал ему бойкоты, не пытался им манипулировать. Все было тихо, мирно, нормально. И однажды вечером — он нес спящего внука, а первая жена шла впереди: "Осторожно, Сережа, ступеньки" — он вдруг решил, что любит всех этих малознакомых людей. И что было бы здорово зажить в спокойном маленьком городе со своей бывшей. 

С этой мыслью он и вернулся в Москву. Сообщил младшей дочери: "Первая любовь не забывается", лег на диван и, глядя в потолок, стал напевать один и тот же романс: "Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило-о-оо". Анна Анатольевна немедленно слегла в соседней комнате якобы с гипертоническим кризом, но муж не унимался: "Я вспомнил время, время золотое-е-е..." 

— Папа — идиот,— с интонациями матери резюмирует теперь его российская дочь.— Ему никто ничего там не обещал, просто пригласили приезжать еще. А он себе нафантазировал черт знает что. Собрался на развод подавать, старый дурак. 

Впрочем, денег еще на одну поездку у старого дурака все равно нет. Поэтому он общается с иноземными родственниками по скайпу и так нежно с ними воркует, что у АА того и гляди случится криз настоящий. "Со мной он так никогда не разговаривал",— плачет женщина. "Но ведь и вы с ним так никогда не говорили",— хочется ответить ей. И все-таки именно с ней, с Анной Анатольевной, он прожил в браке не полтора года, а несколько десятков лет. Это что-нибудь, да значит. И может, действительно она права, когда говорит: "Ну и сколько он с этими немцами протянет? Я и Москва ему эмоции даем, а там он взвоет от тоски, как уже однажды случилось. Да будет поздно"?

(с)